Снусмарла Зингер
Ночером 24ого марта Кястутис лежал ничком на своей кровати и думал, что надо Пахать, Па-Хать. Он жил на 12ом этаже девятиэтажки, в крупном городе и не имел загородного дома, поэтому не сразу понятно, почему ему в голову приходили такие мысли.
А дело было в том, что Кястутис таким образом ругал себя и подвигал хоть к каким-нибудь действиям, совсем не обязательно к крестьянскому делу. За ужином Кястутис начитался несвежих журналов, и теперь в голове у него опасно бурлило. В журналах писали о счастливых и знаменитых людях, которые делали много и умно, и были счастливы потому и в связи с этим; Делали и Получали; Делали и Воздавалось; Де-Ла-Ли, пока Кястутис лежал и предавался размышлениям. У тех людей не было свободной минутки, зато были счастливые лица на фотографиях. Они приходили в школы к детям, и рассказывали им, что жизнь совсем не школа, и нужно работать в тысячу раз больше, нежели это делают дети, чтобы получить Хоть Что-Нибудь. Они имели в друзьях таких же Прекрасных и Могущественных людей, как они, к их мнению прислушивалась Большая Часть Мира, они рассказывали по телевизору, как готовится их любимое блюдо, и никто не зевал и не прерывал их. Кястутис же откладывал многое на завтра и на послезавтра, подолгу собирался что-либо сделать, далеко не всегда смешно шутил и часто ленился гладить рубашки.
Они Неустанно Работали Над Собой, они Пахали, они Цеплялись За Жизнь, они Получали То, Что им Нужно, они Оставались В Веках. А Кястутис был хлюпик, лентяй и ничтожество, он лежал и убивался, было ему жутко и серо. Он оглядывал в темноте свою неубранную пыльную комнату; перебирал в голове недовыполненные обещания и, наконец, обещал себе Изменить Всё. Что он и сделал, начиная с утра 25ого марта.
Во-первых, Кястутис встал чуть раньше семи, нисколечко не повалявшись в кровати. Во-вторых, он тут же заправил постель, причесался, побрился, умылся холодной водой, погладил рубашку, приготовил кофе с помощью кофеварки (так быстрее и чище, нежели что-то варить на плите), сварил яйцо, покопался в холодильнике, выкинул банку протухшего майонеза, помазал джемом тост, позавтракал и попутно послушал новости, помыл посуду, почистил зубы, надел рубашку. Затем он снял рубашку и надел старую майку, выкинул из холодильника всё, у чего вытек срок годности, вымыл пол в кухне, помыл окна, полил фиалку. После чего Кястутис снова надел рубашку, сыграл пять мажорных гамм и три ганона, закрыл пианино, протёр с него пыль, опомнился, снял рубашку, протёр пыль и пропылесосил по всей квартире. Перемыл весь фарфор. Выучил наизусть все стихи, которые должен был выучить. Позвонил Арнике и спросил, как у неё дела. Купил новые занавески, а старые выкинул вон. Поздоровался со всеми знакомыми, которых случайно встретил, сказал „спасибо“ двум продавщицам, „храни Вас Бог“ одной девочке и уступил место старушке в автобусе. Расставил все книги по полкам. Прочитал целую главу „Курса общей физики“, не забывая делать пометки. Вычистил оставшийся в наследство от бабушки дирижабль. Поменял лампочку в коридоре. Починил дверной замок соседке напротив. Заплатил налоги. Совсем ничего не отложил на завтра. Написал и занёс Аляксандрасу статью, которую обещал уже год. Собрал по бусинкам сказку для маленькой Юрате, и отправил с белым голубем. Вовремя пообедал. Зашёл в контору и вытребовал себе повышение сразу после отпуска. Заглянул в чайный магазин. Получил диплом флориста. Зашёл в контору и уволился. Дочитал „Курс общей физики“. Выстирал накопившееся и развесил на балконе. Подстригся. Заигрывающе улыбнулся незнакомой женщине. Купил презентабельные часы. Переоделся в спортивное и совершил пробежку в парке. Вернулся домой, сел на стул. Переделал все дела.
Кястутис аккуратно сунул нос в завтра, но там было светло и пусто. В послезавтра — тоже самое. Тогда Кястутис щёлкнул пальцами, и мир кончился.

А дело было в том, что Кястутис таким образом ругал себя и подвигал хоть к каким-нибудь действиям, совсем не обязательно к крестьянскому делу. За ужином Кястутис начитался несвежих журналов, и теперь в голове у него опасно бурлило. В журналах писали о счастливых и знаменитых людях, которые делали много и умно, и были счастливы потому и в связи с этим; Делали и Получали; Делали и Воздавалось; Де-Ла-Ли, пока Кястутис лежал и предавался размышлениям. У тех людей не было свободной минутки, зато были счастливые лица на фотографиях. Они приходили в школы к детям, и рассказывали им, что жизнь совсем не школа, и нужно работать в тысячу раз больше, нежели это делают дети, чтобы получить Хоть Что-Нибудь. Они имели в друзьях таких же Прекрасных и Могущественных людей, как они, к их мнению прислушивалась Большая Часть Мира, они рассказывали по телевизору, как готовится их любимое блюдо, и никто не зевал и не прерывал их. Кястутис же откладывал многое на завтра и на послезавтра, подолгу собирался что-либо сделать, далеко не всегда смешно шутил и часто ленился гладить рубашки.
Они Неустанно Работали Над Собой, они Пахали, они Цеплялись За Жизнь, они Получали То, Что им Нужно, они Оставались В Веках. А Кястутис был хлюпик, лентяй и ничтожество, он лежал и убивался, было ему жутко и серо. Он оглядывал в темноте свою неубранную пыльную комнату; перебирал в голове недовыполненные обещания и, наконец, обещал себе Изменить Всё. Что он и сделал, начиная с утра 25ого марта.
Во-первых, Кястутис встал чуть раньше семи, нисколечко не повалявшись в кровати. Во-вторых, он тут же заправил постель, причесался, побрился, умылся холодной водой, погладил рубашку, приготовил кофе с помощью кофеварки (так быстрее и чище, нежели что-то варить на плите), сварил яйцо, покопался в холодильнике, выкинул банку протухшего майонеза, помазал джемом тост, позавтракал и попутно послушал новости, помыл посуду, почистил зубы, надел рубашку. Затем он снял рубашку и надел старую майку, выкинул из холодильника всё, у чего вытек срок годности, вымыл пол в кухне, помыл окна, полил фиалку. После чего Кястутис снова надел рубашку, сыграл пять мажорных гамм и три ганона, закрыл пианино, протёр с него пыль, опомнился, снял рубашку, протёр пыль и пропылесосил по всей квартире. Перемыл весь фарфор. Выучил наизусть все стихи, которые должен был выучить. Позвонил Арнике и спросил, как у неё дела. Купил новые занавески, а старые выкинул вон. Поздоровался со всеми знакомыми, которых случайно встретил, сказал „спасибо“ двум продавщицам, „храни Вас Бог“ одной девочке и уступил место старушке в автобусе. Расставил все книги по полкам. Прочитал целую главу „Курса общей физики“, не забывая делать пометки. Вычистил оставшийся в наследство от бабушки дирижабль. Поменял лампочку в коридоре. Починил дверной замок соседке напротив. Заплатил налоги. Совсем ничего не отложил на завтра. Написал и занёс Аляксандрасу статью, которую обещал уже год. Собрал по бусинкам сказку для маленькой Юрате, и отправил с белым голубем. Вовремя пообедал. Зашёл в контору и вытребовал себе повышение сразу после отпуска. Заглянул в чайный магазин. Получил диплом флориста. Зашёл в контору и уволился. Дочитал „Курс общей физики“. Выстирал накопившееся и развесил на балконе. Подстригся. Заигрывающе улыбнулся незнакомой женщине. Купил презентабельные часы. Переоделся в спортивное и совершил пробежку в парке. Вернулся домой, сел на стул. Переделал все дела.
Кястутис аккуратно сунул нос в завтра, но там было светло и пусто. В послезавтра — тоже самое. Тогда Кястутис щёлкнул пальцами, и мир кончился.

*я же с ним вчера днём сидел?)*
и так каждый день.
спасибо за этот пост, огромнейшее.