Снусмарла Зингер
Стоило только улицам обезлюдеть, дверям лифта закрыться, из комнаты выйти всем посторонним, как мы, оставаясь вдвоем, превращались в одни только выдохи-вдохи. Жались друг к другу, как голодные звери.
Поверишь?
В эти пять-десять секунд, минуты и вечности, вырванные из чужих взглядов и знаний, не было никакого "неинтересно, когда сразу оба друг друга".
Просто был он. Была я. И спускалась губами от виска через скулы и ниже. Слышала, как он дышит. Слышала, как в нём бьётся.

Порой ночью кажется, будто можно совсем рядом найти его губы. Но это только его запах (он остро пахнет небом) не выветрился ещё из простыней.

Я помню, как я звонила. Сидела на краешке ванной, набирала такие знакомые цифры. И как он мягко в трубку, чуть-чуть ошарашено: "Привееет". (Он был в гостях у Тумана. И час до того я разговаривал с ней, только лишь чтобы чувствовать, как он там совсем за кадром думает обо мне и переживает, собирается с мыслями, ждет и нервничает.).

Я помню. Когда уже в этот город пробиралось холодное, мы сидели совсем у воды. Отражения танцевали. Я скользнула мягко и мимо словом "люблю", потому что не знаю как ещё говорить это. Я помню, как он меня тогда обнял, и как промолчал.


К сожалению, в прелюдии ми-минор из шестнадцатого опуса Скрябина только четыре строчки.